Стивен Хокинг. Непобедимый разум  - Китти Фергюсон

Спилберг пригласил Морриса, поскольку уже при обсуждении фильма с Хокингом начались проблемы, грозившие провалом всей затеи. Хокинг мечтал о полномасштабном кино со всеми мыслимыми спецэффектами, технологиями фантастических боевиков, которыми Спилберг и его команда, несомненно, располагали. То-то зрелищное вышло бы кино! По мнению Хокинга, сюжет “Краткой истории” идеально подходил Спилбергу, а в свою личную жизнь он киношников пускать не собирался. Режиссер настаивал: задуманный Хокингом “боевик” не привлечет массового зрителя, на которого нацеливались и Спилберг, и сам Хокинг. Нужен биографический фильм. Хокинг стоял на своем, упрямы были оба на редкость, но наконец Спилберг выиграл, пригласив Морриса и убедив Хокинга в том, что Моррис сумеет “снять фильм, который люди будут смотреть, и не отклонится при этом чересчур далеко от книги”[265], – так Хокинг вспоминал впоследствии. В глазах Морриса дерзновенный научный поиск Хокинга и отвага, с какой он превозмогал тяжелейший недуг, были “нерасторжимым единством”[266]. Он предоставил Хокингу самому вести рассказ – знаменитым компьютерным голосом – и часто снимал не самого Хокинга, а его отражение на экране монитора.

Моррис уже пользовался известностью как интервьюер, он блестяще умел вставлять небольшие монологи в свои фильмы, и Хокинг – что для него так непривычно – сдался, позволил Моррису побеседовать с членами его семьи, друзьями, коллегами, предоставить им слово в фильме. Правда, его согласие не гарантировало согласия Джейн, и та, как и трое детей, представлены в фильме лишь на фотографиях. Не стала давать интервью и Элейн Мейсон, которая и так произвела неизгладимое впечатление на исполнительного продюсера Гордона Фридмана: “Поразительной энергии сиделка, способная пройтись по съемочной площадке колесом”[267]. Сам Стивен тоже не говорит в этом фильме о своей личной жизни, зато на экране появляется его мать Изобел Хокинг, и Стивен на премьере особо поблагодарил Морриса за то, что тот сделал из его мамы кинозвезду.

К фильму была издана еще одна книга, “Краткая история времени: путеводитель для читателя”. В послесловии к ней Гордон Фридман рассказал о “тесном сотрудничестве и взаимопонимании” между Хокингом и Моррисом. Фильм снимался три года, сперва в лондонской студии, затем Моррис, неудовлетворенный результатом, начал все заново в Кембридже. “Увлекшись редактированием, Стивен Хокинг и Эррол Моррис часами сидели в студии, споря и добиваясь единой концепции фильма”[268].

Премьера “Краткой истории времени” состоялась в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе в августе 1992 года. Фильм получил главный приз жюри и приз за лучшую документальную ленту на фестивале “Сандэнс” и награду Национального общества кинокритиков. Филипп Гуревич писал в The New York Times Magazine: “Моррис подает Хокинга и его окружение так, что складывается неожиданное впечатление – перед нами обычный человек, которому случайно достался разум гения в темнице разрушающегося тела”[269]. Дэвид Энсен из Newsweek восхвалял этот “элегантный, вдохновенный и сохранивший тайну фильм. Моррис превратил абстрактные идеи в образы и жонглирует ими в воздухе с изяществом и задором опытного циркача”[270]. Ричард Шикель писал в журнале Time об искусном использовании “говорящих голов” и утверждал, что “метафорическое богатство этого гипнотизирующего фильма достигается самыми простыми средствами – верный признак совершенства”[271].

Моррис и сам остался вполне доволен результатом. Он считал, что Хокинг стал “для миллионов людей символом торжества над судьбой, преодоления незначительности человека перед космосом”, и радовался тому, как это удалось передать в фильме. По его словам, фильм вышел “менее умственный и более трогательный”, чем его прежние работы, хотя пришлось иметь дело со сложнейшими, только для посвященных, темами и хотя в этом фильме “все до одного умнее меня”[272].

Но при всей красоте фильма и несмотря на единодушное одобрение критики, массового зрителя он так и не привлек – да и не мог, учитывая, что он не подавался как популярный фильм. Трудно судить, получился ли бы результат иным, если бы Хокинг сумел переубедить Спилберга.

В личной жизни Хокинга произошли глобальные перемены. Он полюбил Элейн Мейсон, он стал кинозвездой – и все же пару лет спустя, когда я вновь наведалась к нему в кабинет на Силвер-стрит, там время словно замерло. Все как в 1990 году: негромкие щелчки, строчки слов бегут по экрану компьютера, искусственный голос внятно их произносит. Ученики, сиделки, коллеги входят и выходят. В 16.00 игрушечной армией выстраиваются чашки и тарелки на прилавке в гостиной. Былые Лукасовские профессора математики смотрят с торжественных портретов на “рок-группу в дождливый день”, а “рокеры” прихлебывают чай и беседуют на своем дивном математическом языке. Посреди них – фигура, которая, казалось бы, не может вызвать ничего, кроме жалости, эдакое чучело Гая Фокса по пути на костер. Вокруг шеи повязан слюнявчик, сиделка наклоняет ему голову, чтобы он мог отхлебнуть глоток из чашки, которую она другой рукой подносит к губам инвалида. Волосы “чучела” всклокочены, губы отвисли, очки сползли к кончику носа, открывая усталые глаза. Но стоит юному студенту прочирикать непочтительную реплику, и это лицо вспыхивает в улыбке, способной осветить вселенную.

В 1990 году я закончила книгу словами: “Как бы ни обернулся далее этот невероятный сюжет, будем надеяться, что художник сумеет запечатлеть эту усмешку на портрете, который появится однажды на свободном месте, на стыке стены общей комнаты и кабинета Хокинга. И надпись на кабинете лжет: босс не спит”.

Я закончила ту книгу двадцать с лишним лет назад. Хокингу было сорок восемь.

Работая вместе с Алексом Виленкином на рубеже 1980-х и 1990-х годов, Андрей Линде обнаружил неожиданный вывод из теории хаотической инфляции: такая вселенная оказалась способна к “саморепродукции”. В результате возникало потрясающее нагромождение вселенных, порождающих друг друга. Так же и “младенческие вселенные” Хокинга допускали существование множества других миров. Наша огромная вселенная вдруг сделалась крошечной на фоне вероятной “мультивселенной”.

Представим себе вновь ситуацию, когда одна из областей ранней вселенной быстро расширяется, а в соседних этого процесса не происходит. Линде и Виленкин предположили наличие в этой области субрегионов, расширяющихся быстрее, чем сама эта область, и других субрегионов, которые расширяются медленнее. И это еще не все. В субрегионах имеются, в свою очередь, более мелкие области и так далее и тому подобное. Иными словами, микроскопическая расширяющаяся капля состоит из еще более микроскопических капелек, некоторые из которых тоже расширяются и состоят из еще более мелких клеточек и так далее, – это и есть теория “вечной инфляции”. Вечная инфляция – никогда не завершающийся процесс самовоспроизводства вселенной. По словам Линде, “вселенная – огромный, растущий фрактал. Она состоит из множества раздувающихся шаров, которые порождают новые шары, которые, в свою очередь, производят новые шары, и так до бесконечности”[273]. Известная нам видимая вселенная – лишь один из этих регионов, или субрегионов, или субсубрегионов. Появились карикатуры, изображавшие Линде в виде продавца воздушных шаров.